От того, куда и за кем пойдет крестьянство, во многом зависела окончательная победа революции. VIII съезд партии подтвердил, что строить социализм можно только в союзе с середняком, потому что середняки в то время составляли основную массу крестьян. Очень важно было, чтобы эта основная масса поняла политику партии.

Ленин как-то предложил послать в длительные поездки по стране выдающихся пропагандистов и агитаторов партии. Создать специальные агитпоезда, агитпароходы, снабдить их необходимыми пособиями, сформировать бригады из работников наркоматов и ведомств и направить в различные уголки страны.

Ленинское предложение понравилось Калинину. Он решил оборудовать агитационно-инструкторский поезд ВЦИК. Этот поезд вошел в историю под названием «Октябрьская революция».

Возглавить поезд партия поручила самому Михаилу Ивановичу Калинину.

29 апреля Калинин отправился в свою первую поездку по стране.

Длинные старомодные угловатые вагоны поезда были ярко расписаны символическими картинами из «революционного быта». Один вагон был занят под кинематограф, другой — под склад литературы, тут же оборудовали книжный магазин. Купе просторные, рассчитанные на долговременное пребывание. Уже сидя в купе, Калинин принял корреспондентов «Правды» и «Известий» и обстоятельно ответил на все вопросы.

— Моя главная цель — непосредственно подойти к уезду и волости, к трудящемуся народу, отдаленному от центра, и узнать его нужды, подслушать голос самой жизни.

Калинин попросил особо подчеркнуть политическое значение поездки.

— Губернии, по которым мы намерены проехать, близки к колчаковскому фронту, и политическая агитация в той области имеет огромное значение. Появление агитаторов из центра, митинги, которые мы будем устраивать на местах, раздача литературы, плакатов, воззваний, демонстрирование лент советского кинематографа, самое соприкосновение с представителями центральной рабоче-крестьянской власти должно поднять настроение народа, рассеять сомнения, вносимые колчаковскими агентами-провокаторами.

И вот замелькали города, полустанки, деревни. Останавливались в крупных пунктах: Муром, Арзамас, Алатырь, Казань, Свияжск, Рузаевка, Симбирск, Мелекесс, Рязань, Голутвин. Тут же, на станциях, вспыхивали митинги.

Калинин смотрел в суровые лица людей. Хотелось сказать им что-нибудь радостное, обнадеживающее. Но хорошего было мало. Так что ж, замазывать недостатки, приукрашивать действительность? Нет, на это он не пойдет. Лучше честно объяснить людям — нам очень трудно: они много перенесли, они поймут.

На первой же станции, в Муроме, направляясь на митинг в железнодорожные мастерские, Калинин остановился возле вагона-кинематографа. Вагон осаждали ребятишки — худые, с землистыми от недоедания лицами. Многие из них впервые в жизни видели движущиеся изображения. С одинаковым ребячьим изумлением смотрели они сказку «О рыбаке и рыбке» и «Праздник коммунистической молодежи», «Стрекоза и Муравей», «Китайские тени».

Потом, когда Калинин выступал перед людьми, в глазах стояли эти худенькие девчонки и мальчишки.

И он говорил:

— У нас голод, нет товаров, нет обуви. Почему? Потому что такие важнейшие промышленные районы, как Дон, Туркестан, Баку, Сибирь, до сих пор в руках врага. Если еще и Волга попадет в руки Колчака, то положение станет еще хуже. Теперь главная задача рабоче-крестьянских масс — разбить Колчака… Каждый человек нынче вправе сказать: «В настоящее время я исполняю самую небольшую работу, но этой маленькой работой — я укрепляю Советскую власть». И я призываю вас, товарищи, к самому энергичному проявлению творческих сил, в чем бы они ни выражались: в обработке ли полей, в возделывании картофеля, в совершенствовании производства.

Всматриваясь в глаза людей, Калинин видел, что слова его доходят до них. Это подтвердила и принятая после его выступления резолюция, торжественная и искренняя: «Напрягая все наши силы и разум для улучшения транспорта, изгоняя из своей среды клеветников и предателей, мы в любую минуту готовы стать на защиту Советов от посягательств с чьей бы то ни было стороны, а тем более от палачей, идущих против них войною, дабы тем самым приблизить желанный день, когда над всем миром водружено будет боевое Красное знамя — символ великих завоеваний революционного пролетариата всего мира».

Всего таких митингов и собраний работники агитпоезда провели до семидесяти. На сорока одном из них выступал Калинин.

После городского митинга на «фордике» или на лошадях Михаил Иванович обычно отправлялся в деревни. Стоя в толпе крестьян, Калинин уверенными движениями свертывал самокрутку, привычно склеивал. Закурив, произносил: «Ну вот, перед вами власть. Можете говорить как на духу». Выслушивал жалобы: исполком притесняет, последнюю корову отобрали, чрезвычайный налог режет.

Большинство вопросов решал на месте.

Были вопросы и другого рода: «Почему нет свободы торговли?», «А нельзя ли сделать Учредительное собрание?»

Михаил Иванович отвечал подробно, не жалея времени.

…Калинин вернулся в Москву 18 мая. Съездил ненадолго на родину. Первый раз приехал в Троицу уже не как «бунтовщик»-подпольщик и даже не просто ответственный работник, а первый человек в государстве — президент Советской республики. Выходя из чайной Карцева, где он всегда останавливался на пути домой, Калинин увидел своего односельчанина Ивана Клюева. Иван стоял на коленях перед крыльцом. На непокрытой голове лежало прошение. Калинин не сразу понял, что все это обращено в его адрес. Потом догадался, залился краской.

— Что ты?.. Что ты, Иван Трофимович!..

Взял сложенную вчетверо бумажку, заботливо поднял земляка. Сели тут же на крылечке. Клюев рассказывал:

— Не знаешь, с какой стороны беда к бедняку подберется. Повез на мельницу зерно на муку смолоть: восемнадцать пудов — все, что было. Что ж, казалось, плохого из этого может выйти? Так вышло же — сгорела мельница-то! Остался с пустыми сусеками. Сам — ладно, и корой бы пропитался, так ребята-то как?..

Близка Калинину крестьянская беда.

— У тебя ведь, кажется, пятеро?

— Пятеро…

Успокоил как мог, дал записку с ходатайством в Тверь, чтоб выдали восемнадцать пудов хлеба бедняку Клюеву. А потом долго еще мерещилась сгорбленная спина земляка с бумажкой на голове.

Уже подъезжая к родной деревне, увидел на обочине дороги трех мужиков, отчаянно споривших. Рядом стояли подводы с распиленным березовым кряжем. Михаил Иванович велел остановить лошадей. Спрыгнул с тележки, попросил объяснить, почему спор.

Один, оказавшийся лесником, рассказал, что задержал двух крестьян, самовольно срубивших дерево, и требует ехать в волисполком. Те противятся.

— Лесник-то прав, чего же вы распоясались? — спросил Калинин.

Нарушители уже узнали земляка, смутились.

— Какое же наказание вы им определите? — обратился Михаил Иванович к леснику.

— В волостном исполкоме составлю акт, дрова отберу, распилят для школы; и штраф — никуда не денутся — сдерем как с миленьких.

— И все наказание?

— Не сажать же их в кутузку: сеять вот-вот пора.

— Правильно, — согласился Михаил Иванович. — В кутузку не надо. Но посадить три березки вместо одной срубленной — это надо обязательно сделать. Поеду назад через две недели, чтоб были посажены!

С тех пор на месте срубленного дерева растут у Ильинского тракта три березы.

Заехал Михаил Иванович и в Яковлевское — село, где учился в школе. Анна Алексеевна, его старая учительница, была жива. Долго сидели они, вспоминая давно прошедшие годы…

После первой поездки с агитпоездом последовала вторая: Рига, Двинск, Молодечно, Минск, Бобруйск, Жлобин и Гомель — Западный фронт. Потом третья, на Южный фронт, четвертая — опять на Восточный фронт, по следам отступления Колчака.

Нелегко пришлось во время поездки вдоль Западного фронта…

На Смоленщине Калинин столкнулся с откровенным сопротивлением властям, с массовым дезертирством из армии.

Выступая на сходке в одной из деревень, Калинин, сердито поблескивая очками из-под нахлобученного на лоб картуза, говорил: